Название: Never meant to belong…
№Глав: пролог+первая часть (есть еще вторая и завтра будет дописана третья...)
Автор: Учиха Итачи
Бета: Word
Фендом: Naruto
Жанр: ангст, фанфикшн, может, будет легкие AU и яой
Рейтинг: пока G
Пейринг/Персонажи: Учиха Итачи и все, кто его окружает
Дискламер: все принадлежит Кишимото Масаши-сама, кроме текста ниже
Размещение: подпишите меня, как автора, и размещайте
Состояние: в процессе
Прим. авт.: я буду честно стараться без ООС
Пролог
Alea jacta est
Природа – есть часть человеческой жизни, одна из главных её составляющих. Человек смог бы спокойно прожить без природы, а вот она без него – нет, так как он уже давно стал самостоятельной, саморазвивающейся частью, независимой от окружающей среды.
Эти слова принадлежат одним из старых советников Хокаге, который слишком обожествляет человеческую природу. Этот человек, не смотря на свой опыт за плечами и количество прожитых лет, очень глуп. Природа никогда не будет подчиняться человеку. Ни в чем. Это она стала самостоятельной, саморазвивающейся частью, хотя, если подумать, она всегда была такой. Она не зависит от людей и никогда не зависела. А человек… человек слаб, если он не понимает этого.
За окном гремел гром и где-то вдалеке сверкала молния. Её почти невозможно было поймать взглядом, но, если напряженно вглядываться в небо, то, рано или поздно, тебе на мгновение откроется вся красота электрического разряда, рассекающего небо.
Правда, сквозь окно и стену дождя видно было довольно плохо, размыто, не четко, но это почти не мешало. Тонкий пальчик прислонился подушечкой к холодной поверхности и начал осторожно выписывать несколько угловатые иероглифы на запотевшем стекле.
Ка-ни-га-ри. Четыре символа, немного растекаясь, отпечатались на поверхности.
К утру они исчезнут. Век, а точнее часы… минуты… секунды… время слов, созданных во время дождя, не долог. Но мне не жаль. Жизнь каждого существа или предмета ограничена. До самого минимума и лишь не многие могут дотянуть её до положенного конца.
- Итачи!
Седзи с шорохом, показавшимся в тишине, нарушаемой лишь рокотанием грома за окном, слишком громким, распахнулись. В комнату вошла молодая женщина в длинном бесформенном домашнем платье. У неё было очень красивое лицо со светлой, почти белоснежной кожей, на фоне которой очень резко выделялись длинные черные волосы и такого же цвета глаза. Женщина не была худа или стройна. Скорее наоборот, у неё имелся довольно большой живот, наводящий многих ранее незнакомых людей на мысли о пополнении семьи. И нельзя сказать, что они были не правы.
- Уже поздно, Итачи, - с ласковой улыбкой сказала женщина, понижая голос. – Ложись спать, иначе отец будет сердиться.
- Хорошо, - безропотно и коротко ответил мальчик, отворачиваясь от окна.
Учиха Микото, вздыхая, начала задергивать шторы, а потом поправляя одеяло, которым укрылся её сын.
- Спокойной ночи, - целуя его в лоб, сказала она, с трудом выпрямляясь. Итачи ничего не ответил, лишь кивнул, закрыв глаза. – И больше не вставай, хорошо?
- Хорошо.
Шаги, с некоторым гулом отдававшиеся на деревянном полу, начали удаляться. Снова, со слишком громким шорохом, закрылись седзи. Через минуту снова воцарилась тишина, и лишь природа имела право прерывать её. Открыв глаза, мальчик устремил взгляд в высокий, слишком высокий для такой маленькой комнаты, потолок. Он был пропорционален. Идеальный и равносторонний, состоящий из квадратов серого и коричневого цветов. Всего их восемьдесят один. По девять на каждую сторону. За почти шесть лет своей жизни в этом комнате, Итачи пересчитывал квадраты каждую ночь, каждый раз замечая что-то новое, какие-то изменения, присущие вещам во временном течении. Например, вчера не было той крохотной точки на третьем квадрате слева у самой дальней стены. И она не двигалась совсем… нет, это не точка, это всего лишь муха.
Мир состоит из квадратов. Черных и белых. Мир – это шахматная доска. Людьми движут инстинкты и желания, которые они не в силах побороть. А эти самые инстинкты одинаковы почти у всех. И миром правит тот, кто умеет правильно использовать эти инстинкты, что бы двигать людьми, как шахматными фигурами.
Часть первая.
Ab incunabulis
Ему подойдет это имя и то, что он – будущий мужчина, указывает на грядущий обман. Знак смерти, спрятанный теперь не только в его теле, если учитывать инцидент при его рождении, но и в имени, будет преследовать его постоянно и станет либо самым страшным кошмаром, прямо ведущим в могилу, либо тем, что будет очень крепко держать его в этой жизни. Будьте осторожны, вы можете воспитать то, что может положить конец всему клану Учиха.
Так сказала старая бабка, приходившая увидеть новорожденного, будущего главу клана Учиха. Не раз и не два Учиха Микото спрашивала себя, почему именно Итачи. Почему именно это имя пришло в голову девятого числа, сразу после рождения сына? Они с мужем уже давно подбирали имя для наследника, вариантов было множество, однако… Итачи. Вестник беды. Дурной знак. А, может, и смерть.
***
Темная плитка на полу. Белые стены и белый потолок. Передвигаемые кушетки. Скамейки в коридорах. Женщины и мужчины с белых и синих халатах. Рецепшен и девушка, сидящая за стойкой с кипой бумаг. Все вместе это – приемная госпиталя. Это здание принимает всех пациентов с практически любыми недугами и врачи оказывают помощь всем. Отделение наркологии, гинекологии, стоматологии, урологии… и, конечно же, акушерское отделение. Именно здесь начинает свою жизнь каждый будущий шиноби или просто житель Конохи.
Этот ребенок тоже побывал здесь впервые в день своего рождения. И даже в этот день, первый за всю свою жизнь, он оказался не такой, как другие. В то время, как другие младенцы, побывавшие в этих стенах, едва покинув утробу матери исходились в плаче, издавая свой первый в жизни крик, этот ребенок молчал, что тут же насторожило опытных врачей. Он не издавал ни звука, что говорило о том, что дыхательный центр не был открыт. И это пришлось делать при помощи скорого хирургического вмешательства, пока клетки головного мозга не начали отмирать из-за недостатка кислорода.
Ребенок выжил, однако, что странно, сделав глубокий вдох, он снова изумил врачей, ждущих его крика. Плавно, мерно дыша, мальчик, лежа на груди матери, смотрел на окружающий мир полными интереса глазами.
Молодая черноволосая женщина, слабо улыбаясь, закрыла глаза, произнеся имя. Учиха Итачи. Так будут его звать в будущем. И, если бы в эту минуту кто-то смотрел на мальчика, то он увидел бы в темных глазах нечто, похоже на понимание увиденного и услышанного. Понимание человека, который точно знает, что твориться вокруг него и которым умеет трезво оценивать происходящее вокруг него. Однако даже если бы кто-то и увидел этот взгляд, то, скорее всего, списал бы все на свое воображение.
***
Мальчик рос неторопливо, словно нехотя. К полутора годам опорно-двигательная система развивалась вполне нормально, однако молодую мать, изредка вспоминавшую слова старухи, но, не относясь к ним слишком серьезно, всегда тревожило то, что её сын слишком мал. Худой и тонкокостный, казалось, что от одного, даже не сильного толчка, он сломается. Разобьется. Вдребезги.
Но всю физическую слабость с лихвой искупала серьезность мальчика. Та задумчивость, что не редко посещала его, была слишком сложной, слишком взрослой для маленького личика, обрамленного небольшой рамкой черных волос. Итачи был серьезен. Его взгляд и привычка проводить указательным пальцем по складкам под глазами, выдававших полную погруженность в собственные мысли, вызывали хмурую улыбку у отца и нежную у матери.
Микото очень любила своего сына. Её любовь была чистой, материнской, которая есть почти в каждой женщине, которая является одним из самых поглощающих её чувств, которая просыпается полностью лишь в момент рождения долгожданного ребенка. Она любила Итачи, как своего первого ребенка, как часть себя, как того, ради которого можно жить, хотя бы до тех пор, пока он не повзрослеет и не вылетит из гнезда ярким и целеустремленным соколом. И даже тогда она будет любить его так же.
Учиха Фугаку тоже любил своего сына. Но его любовь отличалась от любви жены. В первую очередь это чувство было обращено к мальчику, как к будущему главе клана Учиха, как к тому, кто сможет продолжить род и которому можно передать весь клан. Но для этого нужно было воспитать из него хорошего война с твердой рукой и несклоняемой волей. Именно такую цель поставил перед собой Фугаку.
И их ребенок знал, как относятся к нему родители. Но он не любил их. Просто не видел смысла отдавать свои чувства лишь в ответ на чьи-то. Это было слишком глупо, бессмысленно и не приносило совершенно никакой пользы.
***
У Итачи было мало любимых занятий. В то время как дети его возраста бегали по дворам, общались друг с другом и затевали шумные игры «в ниндзя», он старался избегать таких обществ. Чаще всего маленького мальчика со слишком серьезным и задумчивым для его возраста лицом можно было увидеть недалеко от тренировочных площадей, на которых практиковались шиноби различных рангов. Его глаза с интересом, даже, можно сказать, некоторой голодной жадностью следили за всеми движениями бойцов, за техниками, которые они использовали в тренировочных поединках друг против друга. И запоминал. Каждый элемент находил свое место в памяти Итачи, отпечатываясь в ней, в ожидании своего часа.
В тот день, в слишком ранний час, он пришел к пустующему полигону. На траве в свете еще не до конца показавшегося из-за горизонта солнца металлическим блеском сверкали брошенные кунаи. Наклонившись и подняв один, мальчик начал его осматривать. Не так часто шиноби оставляли свое оружие здесь и, пока ни кто не видит, стоит хоть немного использовать этот момент.
Конечно, эти еще детские руки не раз держали оружие, которое показывал отец, однако, в своем большинстве, это были сюрикены. Небольшие, правильной формы, острые, и, если метать их правильно, то сила их атаки будет довольно большой. Однако кунаи Итачи еще ни разу не держал в руках. По словам всегда обеспокоенной матери, это пока слишком опасное оружие для него. Отец соглашался, однако всегда добавлял, что сына впереди ждет долгая и сложная жизнь, и опасность от одного холодного оружия в его же руках не сравниться с угрозой вражеских техник.
Тонкий пальчик коснулся заостренного лезвия, проводя по нему вниз, к самому кончику, а потом обратно, к рукояти. Осязательное чувство шероховатого металла, немного неровного, говорящего о том, что в бою им били не один раз, вызывало довольно странные ощущения. Впервые в жизни он чувствовал возбуждение, импульс, сильное желание сделать что-то, категорически запрещено. Однако на вопрос к самому себе «что именно», ответа мальчик не нашел.
Осмотревшись и найдя взглядом несколько деревянных столбов с множеством вмятин и небольших углублений, Итачи сделал несколько шагов к ним, дабы расстояние было не слишком большое. Он уже видел, как правильно нужно их бросать, и его память тут же услужливо начала воспроизводить несколько обрывочные, но нужные воспоминания и наблюдения.
Взявшись за обмотанную тонким слоем светлой ткани рукоятку и встав в пол-оборота, мальчик, согнув локоть и выставив его вперед, прищурился, глядя на цель. Ею был выбран один из деревянных столбов, тот, что находился с краю, с левой стороны.
Глубоко вздохнув и утихомиривая внутри себя рокот нетерпения, Итачи, снова осмотрев цель целиком, выбросил руку вперед, выпуская кунаи из пальцев. Осечка. Кажется, слишком поспешил убрать ладонь. Лезвие, мазнув острием по коже и изменив направление, не долетело до столба. Неудача, но не слишком сокрушительная. Руку оружие повредило совсем чуть-чуть, оставив лишь небольшое покраснение. Не страшно. Однако, похоже, руку нужно было отводить чуть дальше, а вот взмах делать мене размашистым. Все зависит от деталей…
Итачи, подойдя к кунаю, опустился рядом с ним на колени, изучающе глядя на то, как он переигрывается с солнечными бликами. Словно они были живые. Каждая грань лезвия направляла лучики в разные стороны, так, что бы они никогда не встречались друг с другом. По крайней мере, те, что исходили именно от этого куная.
Другие металлические предметы, лежащие вокруг, тоже вошли в игру. Тонкие яркие ниточки, окружавшие оружие, словно принадлежали и взяли свое начало именно от них, начали пересекаться, образуя золотую паутину, окутавшую своим теплым, мягким светом весь полигон. Казалось, мир стал ярче, хотя он и раньше был наполнен красками.
Эта самая паутина была словно из другого мира. Чем-то, чего хочешь достичь, но, подобравшись совсем близко, боишься прикоснуться, как к чему-то неизведанному и тайному. Особенно этого бояться дети – того, что может приносить перемены, ведь ни кто, даже взрослые, в точности не знают, какими они будут.
Однако Итачи не боялся. Необычное притягивало его. Оно было заманчивым и таким манящим, что, находясь рядом с ним, было бы просто непростительно остаться на месте, не протянуть руку и не хотя бы один раз не коснуться этого светлого и яркого.
- Эй! Что ты делаешь здесь?
Маленький мирок треснул. Паутина, разорванная, гонимая ветром, мягко вернулась туда, где должна быть – не небо. У солнца. Теперь она недосягаема. Момент упущен. Итачи, опустив веки и на мгновение погрузившись в темноту, повернул голову в сторону нарушителя. В нескольких шага от него стоял юноша. Даже нет, скорее, мальчик. Мальчик с целым цунами пепельных волос на голове. Два черных глаза внимательно смотрели на маленького Учиху. Удивленно и несколько изучающе.
- Что ты делаешь здесь? – повторил он.
Итачи не общался с людьми такого возраста, как этот парень. Точнее, единственный мужчина, с которого он видит и с которым иногда говорит – это отец. В основном все свободное время проходит с матерью, которая запрещает брать его на тренировки, списывая все на еще слишком юный возраст. Где это видано, что бы на третьем году жизни ступать на полигон?
- Ты меня слышишь?
- Слышу, - эхом откликнулся Итачи, отворачиваясь и беря в руку кунай. Казалось, после появления чужого, металл больше не будет ничего отражать. Никогда. Однако, на поверхности одной из сторон мальчик тут же увидел свои собственные глаза. Задумчивые и словно отягощенные чем-то.
- Что же тогда не отвечаешь? – парень подошел совсем близко и присел рядом. – Тебе не кажется, что это не слишком подобающее место для игр?
Мальчик не ответил. По крайней мере, вербально. Взгляд из-под полуопущенных ресниц обратился на говорившего. Тот, явно не устраиваясь этим ответом, протянул ладонь.
- Отдай мне кунай. Это не игрушка.
- Я знаю, - пальцы чуть теснее сомкнулись на рукоятке.
- Это хорошо, что знаешь. Давай.
Учиха, не торопясь, убрал руку с кунаем за спину, показывая этим жестом, что подчиняться не будет.
- Здесь их и так много. Если они тебе нужны, возьми какой-нибудь другой, - сказал он.
Парень нахмурился. Итачи же с интересом смотрел в его глаза, ловя эмоции, отражающиеся в них. Ему были чужды эти чувства, которые он видел в этом парне. Отец всегда был воплощением чуть раздраженного спокойствия, а мать, наоборот, нежной заботы. Но для того, что бы видеть свет, этих двоих элементов было мало. Весь мир состоит из деталей, которые предшествуют друг другу, следуют друг за другом, и вместе образовывают то, что люди называют «миром».
Неожиданно Итачи уловил какой-то странный звук, похожий на тонкий звон. Он был очень тих, однако его тональность была высока. Для уха этот звук был почти неслышимым, а вот для нервов – оглушающим. Сосредоточившись, мальчик напряг слух, что бы понять, где источник этого звона, и тот час нашел его.
Это был кунай. Он звал, кричал, стонал, звенел, и просил, просил крови. Оружие с острым лезвием требовало его применения, требовало плоти. Вот уже больше минуты он просил Итачи, держащего его в руках, что бы он покрыл горячий, изнывающий металл багровой жидкостью, которая была в каком-то полушаге, текла в жилах парня, который требовал отдать ему его.
«Не отдавай, не отдавай…» - шелестело, молило лезвие.
Не смотря на серьезные намерения, Учиха Фугаку отгородил своего сына от всего, что могло показать ему кровь раньше времени. Для него это было еще слишком рано, и мужчина это понимал.
- Возьми другой, - повторил Итачи, поднимаясь на ноги, до того, как парень успел что-то ответить.
- Он тебе так нужен? – в черных глазах, казалось, снова появляется удивление.
- Да, - короткий ответ.
За минуту дойдя до противоположной стороны полигона, Итачи обернулся, снова посмотрев на пепельноволосого парня. Он был уже не один. Вместе с ним у столбов стояли двое – девочка со светлыми, странного оттенка волосами, и парень в спортивных очках. Кажется, это был Учиха Обито.
Можно ли считать неосторожность и доверие глупостью. Скорее всего нет. Глупость – это всего лишь незнание и непонимание, которое прощается обычным людям. А можно ли считать изумление - ошибкой? Нет. К ним всего лишь нужно относиться с терпением. Ведь никогда не знаешь, вдруг твое появление
на этом свете было ошибкой.
