Название: Моменты
Автор: Alrove или Харуно Сакура
Редактор: Word и я же сама
Глава №: 4
Персонажи : Какузу, Хидан, Итачи, Сасори, Кисаме.
Рейтинг: пока в районе R, но в основном ничего такого нет
Жанр: ангст и драма сдобренные описанием жизни и бытовыми ситуациями.
Состояние:Фанфик в процессе написания.
Наруто мне не принадлежит.
Краткое описание: Мир глазами Какузу, сохранившийся в его памяти - отрывками, краткими моментами. И много-много разных людей проходят через них. Кого-то мы знаем, а кого-то предстоит узнать.
Примечание: Специфичные персонажи, иногда встречаеются нецензурные выражения(из песни слов не выкинешь), каждая галава- отдельная зарисовка.

Глава 4.
Взгляд Кисамэ был тяжелеё взгляда Учихи Итачи. Казалось бы, должно быть наоборот, но было именно так. Учиха Итачи жил в другом мире, и разговаривая с ним, Какузу понимал, что перед ним лишь тело, и за ледяными стенками алых глаз пустота, вакуум и больше ничего.
Какузу завидовал Учихе Итачи, потому что в пустоте нет памяти и нет сожалений.
Это легко – жить в пустоте, тяжело вступить в неё, полностью отказавшись от самого себя, отпустить последний клочок бывший раньше душой и умереть задолго до прихода Смерти. Да, он определенно завидовал Учихе Итачи, и презирал его одновременно.
Понять Кисамэ было просто, и потому было легко переносить его взгляд и его существование.
Кисаме предал ради власти, убивал ради власти и готов был сделать это снова. В этом было что-то человеческое, ради мимолетного пролить кровь. Может быть и свою.
Они сидели напротив него, и пили саке. Меч Кисамэ стоял прислоненный к стенке рядом с хозяином, и Какузу не удивился бы, если б синекожий решил налить и ему. Потому что меч не предаст, не продаст и не отвергнет.
Учиха Итачи тоже пил саке, и Какузу ждал, что он опьянеет, но алкоголь, похоже, не действовал на вакуум как и все остальное. Значит, зря он потратил деньги.
Разговор не клеился, даже Кисамэ молчал, просто изучая трещины на стене. Может, в этом был смысл? В том, чтобы молчать?
А что им обсуждать?
Какузу однажды ходил в гости. В далеком детстве, его товарищ по команде позвал его на день рожденье как раз после того как они стали чунинами. Вернее, Какузу уже был тогда дзенином, чунином стал этот парень и девчонка из их команды. Им было по 11.
До этого Какузу и не знал, что может быть столько друзей у одного человека.
У него не было ни одного.
Он ушел с дня рожденья, так и не подарив подарок, потому что понял, что его позвали, потому что было бы не удобно не позвать.
С ним никто не заговаривал кроме его товарищей по команде, он видел ненависть и страх в глазах окружающих его людей.
Он никогда не любил навязываться. И он не собирался портить праздник.
Вот такие вот воспоминания навевает саке. Черт его побери!
А как же звали ту девчонку, и того парня? Странно. Он мог до деталей вспомнить их лица, а вот имена нет.
-Эй, Какузу! Саке закончилось… Может у тебя вино есть? Хочется напиться сегодня. – голос туманника вывел его из задумчивости.
Какузу поднял глаза на Кисамэ.
-Да, вроде было где-то, сейчас схожу, посмотрю…
Вино стоит в холодильнике, три бутылки обычного сливового вина, достаточно, чтобы уснуть, ни о чем, не вспоминая, чтобы почувствовать себя Учихой Итачи.
Когда Какузу возвращается в комнату, в ней сидит только Кисамэ.
-Он спать пошел, а, может, ему просто надоело… – туманник жадным взглядом пожирает бутылку, опускающуюся на стол.
-Ты наливай, не стой столбом, наливай – почти молит он, а затем прибавляет – знаешь, а я сегодня друга своего убил… лучшего. – и не дожидаясь наливает себе сам.
Какузу садится за стол и подставляет стакан холодному вину.
Неожиданное признание.
Но не из тех, которым можно удивить. Он всё-таки не в детском клубе работает. Да, и Кисаме тоже.
-Не чокаясь – шепчет синекожий. Хотя, они и не чокались до этого, словно всё время, за тех, кто умер, пили.
А им больше не за что пить. И вспоминать им тоже больше нечего. Только мертвых. Тех, кого сами убили, тех, кого кто-то другой убил. И ждать, когда Смерть придет и за ними.
-Мы патрулировали один проход… Мальчишки ещё были… Ну, с нами наставник, конечно же. Так там вроде никто не должен был проходить, но враг знал, что там малолетки, да один дзенин, и пошли как раз на нас. Шпион у них был. Его, суку, потом долго пытали, даже когда он всё рассказал. Жаль, что не я с него кожу сдирал…
Кисаме прерывается на то, чтобы допить вино из стакана одним глотком.
Сука, значит? А ты, что же, деревню свою не предал? А, Кисаме? Вот, что рвется с языка.
Но Какузу молчит, потому что у каждого свои причины. И на предательство тоже.
А Кисаме продолжает, и лицо у него такое, будто он сейчас голыми ногами по раскаленным углям ходит. Нет. Хуже. Это сердце его снова ожило.
-Я в бою до этого был раза три, но тут застыл как вкопанный, на меня чунин вражеский с кунаем бежит, а я стою и смотрю, и оторваться не могу, знаешь, как это бывает, Какузу? Смерть она, блин, завораживающая тварь. А друг мой… он увидел… и закрыл меня собой… Вот, так вот я его и убил. Понимаешь? Понимаешь, Какузу? – голос Кисамэ звучал почти ровно, лишь только в самом конце дрогнул.
-Я как только увидел как он падает, а в груди кунай, я как будто с цепи сорвался, очнулся в госпитале, шов на шве. Меня героем называли. Ведь все там остались, и наставник, и друг мой. А я вроде как деревню родную защитил, не пропустил отряд. А я и не помню, если честно, может, я в отключке всё это время валялся, а наставник мой, как мог там… Я ж знаешь, сколько крови потерял, думали тоже умру…
Кисамэ снова замолкает, вертит в руках стакан, словно ищет в нем что-то. А вино хоть и сливовое, но красное. Как кровь.
-Тяжело с этим жить, и знать, что ничего не поменять. Карма, блин… Видать фиговая она у меня. И у тебя по-моему не лучше. Раз мы сейчас вместе пьем.
-Лучше, чем у Учихи Итачи – автоматически произносит Какузу.
-Это почему – глаза Кисамэ подернулись дымкой любопытства.
-Потому что помним и сожалеем.
-Это ты на суде говорить будешь – с какой то веселой злобой говорит туманник. -Давай за жизнь выпьем, чтоб таких неудачников, как мы в мире было поменьше…
-Давай.
Стакан бьется об стакан, первый раз за вечер. Может это сливовое вино после саке так действует?
-А ты слышал анекдот про песочника, туманника и листовика? Как они миссию выполняли?
-Нет.
-Короче, дали им троим одну и туже миссию…
Кисамэ рассказывающий анекдот, почти говорящая рыба, блин.
Нет, что-то период жизни после 70 какой-то слишком экстремальный.
-И значит листовик сидит, голову чешет и ждет, а вокруг …
Какузу старается внимательно слушать, чтобы не упустить суть, но сосредоточение дается тяжело.
-Кисаме, ты извини, что прерываю, но могу я тебе задать вопрос?
Кисаме замолкает на полуслове и внимательно выжидающе смотрит. Готовый к прыжку.
Какузу видел однажды Черного Тигра, древняя порода, очень древняя.
Его из клеток медики собрали, черт знает, как, но собрали. Он, говорят, метался по клетке два, а то и три дня, потому что не мог понять, где находится, не мог своих найти. А потом порвал двоих медиков и сбежал.
Какузу его тогда и увидел, когда тигр устал бегать по лесу. Он лежал на животе и тяжело дышал. И, казалось, никого не замечал, а затем он повернул голову и посмотрел в его сторону.
Тигр не хотел больше жить. Не зачем.
И ещё в его глазах было Одиночество.
Если бы тигр был волком, он бы завыл.
Если б тигр был волком, он бы не был одинок.
-Ну, так что, Какузу?
Похоже, Кисаме устал ждать. И Какузу произносит задумчивым тоном:
-Да, просто… Кисаме, а ты видел когда-нибудь Черного Тигра?
Ответ следует незамедлительно.
-Тигра? Черного? Нет. Просто тигра видел, а такого нет… Наверное. А это порода такая или прозвище?
-Это легенда, Кисаме. – Какузу устало облокотился на стол и замолчал.
-Фигово я анекдот рассказывал, да? – Кисаме вздыхает и открывает вторую бутылку. Ему не нужен ответ - он его знает.
-Ну, чего ты замолчал-то? Рассказывай легенду…
И Какузу начал:
-Жил-был один мальчик, и однажды он встретил Черного Тигра. Последнего Тигра из древних. Он попал в этот мир случайно, медики соединили клетки и …, да неважно…, Вообщем, его сородичи погибли уже как 2 миллиона лет назад…
Когда мальчик нашел его, он лежал на животе и тяжело дышал. Он устал бесцельно бегать от самого себя и от своей судьбы. И тогда мальчик, завороженный этим животным, приблизился к нему, и когда он подошел совсем близко… Тигр обернулся и посмотрел на него. Его глаза… В них мальчик увидел Одиночество. Бесконечное, бескрайнее…
Какузу замолчал, потому что сейчас он видел глаза этого Тигра. И он снова был заворожен ими.
-И что же сделал тигр? Убил его? – Кисаме заинтересованно наклонился вперед.
-Нет, это мальчик убил тигра. Разрезал ему горло кунаем… А знаешь почему он убил его?
-Я бы тоже убил. На твоем месте.
Кисаме проявляет чудеса проницательности, да?
-Только, знаешь Кисаме, одиночество, оно, как зараза. Передается, черт, знает каким путем. Тигр, точно знал, что ему жить больше не за чем, все кого он помнил, знал – мертвы, а мир, в котором он оказался, был ему чужой. А ты, знаешь, зачем живешь?
-А ты? – как эхо, только тон ледянее.
-Нет.
-А я, знаю. – он говорит это без превосходства, он просто знает, счастливый сукин сын, самый удачливый из неудачников.
-Ты и в правду предал свою деревню, Кисаме?
Туманник, похоже, ждал этого вопроса.
-Я деревню не предавал…
-Так на что ты рассчитываешь? Что вернешься туда? – не уж то я злюсь?
-Хватит с тебя вина Какузу. Да, и с меня тоже.
Кисаме медленно встает из-за стола.
-Ладно, пойду я спать. Завтра мы с Учихой в Коноху идем, за Кьюби. Посидим в другой раз.
Какузу знает, что другого раза не будет. Слишком уж они были откровенны друг с другом. Кисаме знает это тоже. Может поэтому идет к дверям слишком уж неторопливо. А может это алкоголь.
У самой двери туманник, не оборачиваясь, произносит
-Странный ты был ребенок, Какузу, не побоялся к тигру подойти. Сколько тебе было тогда?
-4 года.
Он усмехается, Какузу чувствует это, хотя и видит только его спину.
-Уже с кунаем ходил? Учту.
А затем выходит, осторожно прикрыв дверь.
Какузу остается сидеть за столом, он всё не может вспомнить их имена - белокурой девочки с пронзительно синими глазами и чернявого мальчика с широкой белозубой улыбкой.
Оба давно погребены под слоем песка и земли, от тел, наверное, ничего не осталось. Родня их, наверное, и не помнит, что были такие. Друзья, да ровесники - все тоже мертвы, только он, получается, помнит их, помнит ещё детьми. Ведь они и умерли рано – она в 12, а он в 11 – через месяц после своего дня рожденья. Их общий наставник умер через год. Вот так Одиночество окончательно подобралось к нему.
Бутылка полетела на пол, за ней ещё одна. Потом стаканы, тарелки…

Он лежал на спине посреди эпицентра прошедшей бури ярости и тяжело дышал, потому что устал разрушать. Только некому было убить его, а на себя руки накладывать он не собирался.
Где-то в прошлом маленький мальчик разрезает горло Черному Тигру кунаем, и тот с глухим стоном покидает этот мир. Счастливый…