Название: Моменты
Автор: Alrove или Харуно Сакура
Редактор: Word и я же сама
Глава №: 2
Персонажи : Какузу, Хидан, Итачи, Сасори, Кисаме.
Рейтинг: пока в районе R, но в основном ничего такого нет
Жанр: ангст и драма сдобренные описанием жизни и бытовыми ситуациями.
Состояние:Фанфик в процессе написания.
Наруто мне не принадлежит.
Краткое описание: Мир глазами Какузу, сохранившийся в его памяти - отрывками, краткими моментами. И много-много разных людей проходят через них. Кого-то мы знаем, а кого-то предстоит узнать.
Примечание: Специфичные персонажи, иногда встречаеются нецензурные выражения(из песни слов не выкинешь), каждая галава- отдельная зарисовка.

Глава 2.
На кухне пахнет табаком и подгоревшим кофе, так всегда пахло у него дома по утрам. В том доме, который был очень далеко от сюда.
На секунду возникает непреодолимое желание закрыть глаза, и просто молча постоять, пытаясь снова ощутить давно забытое чувство. Но вместо этого он подходит к плите и врубает газ, сверху на автомате водружается чайник. Что было, то прошло, философски замечает второе я. И Какузу с ним соглашается.
Вода в чайнике совсем холодная, и наверное долго будет вскипать. Больное горло неприятно саднит, хочется горячего чая и как можно скорее…
Мысль о применении чакры, тут же отвергается.
Знаем, наслышаны.
Шиноби опасны по определению. А о затруднениях с контролем чакры по утрам лучше даже не рассказывать. Этакие смертельно опасные бомбы со сбитым часовым механизмом. Легендарный призыв водяного дракона до сих пор обсуждается и обрастает всё новыми подробностями. Последний раз Какузу слышал об этом от Итачи, и в новом варианте, Кисаме оказывается снес себе чуть ли не пол дома. Хотя, кто знает…
Какузу возвращается к столу и медленно опускается на табуретку. Ноги безбожно болят, и ещё очень хочется есть.
Какузу оглядывается. Предчувствие оправдывается - так и есть, из съестного только половина подсушенного батона хлеба. Желудок тоскливо стонет, вынуждая к поискам чего-нибудь посолиднее. Через 10 минут он снимает кипящий чайник и вскрывает банку каких то рыбных консервов.
Вот оно счастье. Простое и человеческое.
Консервы оказались вполне пригодными для употребления внутрь, хотя по виду больше смахивали на желе из рыбных костей. Но ему приходилось есть и похуже. А бывало, что не есть вообще два, а то и три дня подряд.
В коридоре слышатся шаги, а затем на кухню заходит Хидан. Всклокоченные волосы, помятое лицо, бессчетное количество шрамов разбросанных по телу, странные семейники в полосочку и огромные белые тапки. Какузу чувствует как по лицу расползается улыбка.
Такое с ним бывает, когда Хидан оказывается рядом.
Но Какузу подавляет импульс и возвращается к консервам. Напарник несколько минут молча сканирует пространство на взрывные свитки, кунаи, растяжки, отряд вражеских шиноби или нин-хантеров, постепенно глаза приобретают осмысленное выражение, и лицо Хидана расслабляется.
Хидан по утрам вполне терпимая вещь, никаких проповедей о великом боге Ясине и истинной вере, никаких разглагольствований о смысле бытия. Всё просто и очень естественно, да и пожалуй иногда немного наивно, как эти белые плюшевые тапки на его ногах.
Взгляд Хидана концентрируется на консерве, а затем плавно перетекает к глазам Какузу.
-У тебя молоко есть? – Похоже с горлом у Хидана не лучше, чем у Какузу.
-Там где-то в холодильнике было…
Напарник молча кивает и направляется к холодильнику.
Хидан вскрывает пакет молока зубами, и часть разливает на пол. Затем поспешно ставит пакет на стол, и начинает протирать тряпкой для стола пол, потом видимо спохватившись, начинает отмывать её, забывая про молочные разводы на полу.
Забавное зрелище. Но не для слабонервных домохозяек. Слава богу, Какузу не то, и не другое.
Хидан в конце концов плюет на тряпку и садится за стол.
Пьет он прямо из пакета. Большими жадными глотками. И сейчас больше напоминает обычного мальчишку, и уж точно не фанатичного убийцу S-класса. Серые глаза, из под приспущенных ресниц, задумчиво изучают лицо Какузу. И от этого пристального взгляда становится не по себе. Лицо у него мягко говоря не с обложки журнала, но раньше его это как то не смущало.
Может, к 70 годам у него появился комплекс неполноценности?
От этой мысли становится смешно, и губы сами по себе растягиваются в улыбке.
-Чего смешного? – в голосе Хидана слышится раздражение, он ставит пакет с молоком на стол и тянет руку к оставшемуся куску хлеба.
Его напарник по сути глубоко верующий человек, и глядя на то как он самозабвенно грызет хлеб, Какузу с интересом пытается представить, что было бы если бы Хидан выбрал другую веру? Может быть, сидел бы сейчас в храме какой-нибудь Богини Ву и читал молитвы на распев. А он бы, Какузу, наверное, когда-нибудь пришел бы за его головой. Или не пришел бы. И Хидан дожил бы лет до 80 и умер освященный своей верой, с покоем в душе. Что за идиотские мысли ему лезут в голову? Но вопрос похоже не услышан, и в голову продолжает лезть всякая чушь.
Хочется спросить - Хидан, а что в твоей душе?
Глупый вопрос. Такие не задают преступникам S-класса, даже если они каждый день по два часа тратят на молитву, даже если они слышат голос своего бога. Поэтому он задает другой.
-Чай будешь? – будничный и простой вопрос. За такой почти нет шанса получить каким-нибудь дзюцу по лицу.
-Ага, только без мяты давай, ненавижу мяту.
И Хидан продолжает размалывать белый сухарь.
Когда Какузу ставит перед ним кружку, он только кивает, и затем начинает пить горячую жидкость мелкими глотками, боясь обжечься.
Всё таки мы люди… Как довершение глупых мыслей эта захватывает его разум и вертится как заезженная пластинка.
На душе становится странно тоскливо, и Какузу переводит свой взгляд за окно.
-Ты странный… - голос похоже начинает возвращаться к его напарнику – Я думал ты типа Итачи или Сасори, такой же маньяк... Хотя все мы в общем то маньяки… - философски заканчивает он свою мысль и снова замолкает.
Хидан допивает чай не до конца, странная привычка, подкрепленная наивной и суеверной мотивацией.
-Я вернусь и допью… – Говорит он каждый раз, не давая вылить чай в водопровод.
Хидан каждый раз надеется, что вернется.
А ему, Какузу, есть ради чего возвращаться? Возникает желание оставить свою кружку рядом с его. Похоже, к 70 годам кроме комплекса неполноценности, начал проявляться и маразм.
Кружка остается стоять на столе. Вернее, две кружки.